Неточные совпадения
— Я уж на что глуп, — сказал он, — а вы еще глупее меня!
Разве щука сидит на яйцах? или
можно разве вольную реку толокном месить? Нет, не головотяпами следует вам называться, а глуповцами! Не хочу я володеть вами, а ищите вы себе такого князя, какого нет в свете глупее, — и тот будет володеть вами!
— Господин прапорщик! — сказал я как
можно строже. —
Разве вы не видите, что я к вам пришел?
—
Разве эдак! — сказал Чичиков и подумал про себя: «А это, однако же, кстати, что он дает взаймы: в таком случае завтра
можно будет привезти».
— Как же
можно, чтобы я врал? Дурак я
разве, чтобы врал? На свою бы голову я врал?
Разве я не знаю, что жида повесят, как собаку, коли он соврет перед паном?
— Каким образом вы можете его спасти?
Разве его
можно спасти?
«Действительно, я у Разумихина недавно еще хотел было работы просить, чтоб он мне или уроки достал, или что-нибудь… — додумывался Раскольников, — но чем теперь-то он мне может помочь? Положим, уроки достанет, положим, даже последнею копейкой поделится, если есть у него копейка, так что
можно даже и сапоги купить, и костюм поправить, чтобы на уроки ходить… гм… Ну, а дальше? На пятаки-то что ж я сделаю? Мне
разве того теперь надобно? Право, смешно, что я пошел к Разумихину…»
Разве так
можно говорить, как она?
Разве так
можно сидеть над погибелью, прямо над смрадною ямой, в которую уже ее втягивает, и махать руками и уши затыкать, когда ей говорят об опасности?
Разве в здравом рассудке так
можно рассуждать, как она?
—
Разве это
можно: видеть и не думать?
Бальзаминов. Как
можно? Что вы, маменька!
Разве они знают учтивость? Ему бы только хохотать, дураку, благо горло широко, а там хоть человека до смерти загрызи, ему все равно.
— Да
разве это
можно забыть?
Разве это не перевернуло всю мою жизнь? Ты не видишь, как я счастлив?
— Нет, Андрей,
разве ее
можно забыть? Это значит забыть, что я когда-то жил, был в раю… А теперь вот!.. — Он вздохнул. — Но где же она?
— Как за то любит? Да
разве это
можно?
— Да
разве его
можно любить?
— Ну, cher enfant, не от всякого
можно обидеться. Я ценю больше всего в людях остроумие, которое видимо исчезает, а что там Александра Петровна скажет —
разве может считаться?
Когда же тут, сверх того, самая коварная, самая мрачная интрига и доверчивого, великодушного отца сговорилась погубить его же собственная дочь, то
разве это
можно снести?
Корею, в политическом отношении,
можно было бы назвать самостоятельным государством; она управляется своим государем, имеет свои постановления, свой язык; но государи ее, достоинством равные степени королей, утверждаются на престоле китайским богдыханом. Этим утверждением только и выражается зависимость Кореи от Китая, да
разве еще тем, что из Кореи ездят до двухсот человек ежегодно в Китай поздравить богдыхана с Новым годом. Это похоже на зависимость отделенного сына, живущего своим домом, от дома отца.
Но все это
можно сделать в крайности, в случае пожара, землетрясения или когда вода дойдет
разве до горла, а она еще и до колен не дошла.
О последних
можно разве сказать, что они отличаются такою рельефностью бюстов, что путешественника поражает это излишество в них столько же, сколько недостаток, в этом отношении, у молодых девушек.
Не лучше ли, когда порядочные люди называют друг друга просто Семеном Семеновичем или Васильем Васильевичем, не одолжив друг друга ни разу,
разве ненарочно, случайно, не ожидая ничего один от другого, живут десятки лет, не неся тяжеcти уз, которые несет одолженный перед одолжившим, и, наслаждаясь друг другом, если
можно, бессознательно, если нельзя, то как
можно менее заметно, как наслаждаются прекрасным небом, чудесным климатом в такой стране, где дает это природа без всякой платы, где этого нельзя ни дать нарочно, ни отнять?
— Ты что скандалишь!
Разве так
можно…
Разве нам
можно господ ругать?
— Ах, да, конечно!
Разве ее
можно не любить? Я хотел совсем другое сказать: надеетесь ли вы… обдумали ли вы основательно, что сделаете ее счастливой и сами будете счастливы с ней. Конечно, всякий брак — лотерея, но иногда полезно воздержаться от риска… Я верю вам, то есть хочу верить, и простите отцу… не могу! Это выше моих сил… Вы говорили с доктором? Да, да. Он одобряет выбор Зоси, потому что любит вас. Я тоже люблю доктора…
«Да как же это
можно, чтоб я за всех виноват был, — смеется мне всякий в глаза, — ну
разве я могу быть за вас, например, виноват?» — «Да где, — отвечаю им, — вам это и познать, когда весь мир давно уже на другую дорогу вышел и когда сущую ложь за правду считаем да и от других такой же лжи требуем.
Мучили его тоже разные странные и почти неожиданные совсем желания, например: уж после полночи ему вдруг настоятельно и нестерпимо захотелось сойти вниз, отпереть дверь, пройти во флигель и избить Смердякова, но спросили бы вы за что, и сам он решительно не сумел бы изложить ни одной причины в точности, кроме той
разве, что стал ему этот лакей ненавистен как самый тяжкий обидчик, какого только
можно приискать на свете.
—
Можно, — отвечал я. —
Разве ты не знаешь эту ягоду?
— Как же ты это так, братец?
Разве этак
можно, а? Иль ты не знаешь, что за это… ответственность бывает большая, а?
— Как не надо? Из цыганки-проходимицы в барыни попала — да не надо? Как не надо, хамово ты отродье?
Разве этому
можно поверить? Тут измена кроется, измена!
Можно разве сделать такое различие: молодежь, когда сидит, то сидит более на половине Катерины Васильевны, когда не сидит, то более на половине Веры Павловны.
Генеалогия главных лиц моего рассказа: Веры Павловны Кирсанова и Лопухова не восходит, по правде говоря, дальше дедушек с бабушками, и
разве с большими натяжками
можно приставить сверху еще какую-нибудь прабабушку (прадедушка уже неизбежно покрыт мраком забвения, известно только, что он был муж прабабушки и что его звали Кирилом, потому что дедушка был Герасим Кирилыч).
Можно сказать больше:
разве твое расположение ко мне, изменивши характер, слабеет?
Он все это думал; порядочные люди сами думают о себе все то, что
можно сказать в осуждение им, потому-то, государь мой, они и порядочные люди, —
разве ты этого не знал?
После первых вопросов Марья Гавриловна нарочно перестала поддерживать разговор, усиливая таким образом взаимное замешательство, от которого
можно было избавиться
разве только внезапным и решительным объяснением.
«
Разве что-нибудь учебное, грамматику какую, что ли, пожалуй,
можно, а не то надобно спросить генерала».
— Экой ты какой!
Разве супротив закона
можно идти? Конечно, все дело рук человеческих. Ну, вместо тридцати ударов мы назначим эдак пяточек.
— А
разве черт ее за рога тянул за крепостного выходить! Нет, нет, нет! По-моему, ежели за крепостного замуж пошла, так должна понимать, что и сама крепостною сделалась. И хоть бы раз она догадалась! хоть бы раз пришла: позвольте, мол, барыня, мне господскую работу поработать! У меня тоже ведь разум есть; понимаю, какую ей
можно работу дать, а какую нельзя. Молотить бы не заставила!
Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только
разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не белее трубочиста,
можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей.
Судьба чуть не заставила капитана тяжело расплатиться за эту жестокость. Банькевич подхватил его рассказ и послал донос, изложив довольно точно самые факты, только, конечно, лишив их юмористической окраски. Время было особенное, и капитану пришлось пережить несколько тяжелых минут. Только вид бедного старика, расплакавшегося, как ребенок, в комиссии, убедил даже жандарма, что такого вояку
можно было вербовать
разве для жестокой шутки и над ним, и над самим делом.
Разве, говорю,
можно обижать меня?
Корчевка леса, постройки, осушка болот, рыбные ловли, сенокос, нагрузка пароходов — всё это виды каторжных работ, которые по необходимости до такой степени слились с жизнью колонии, что выделять их и говорить о них как о чем-то самостоятельно существующем на острове
можно разве только при известном рутинном взгляде на дело, который на каторге ищет прежде всего рудников и заводских работ.
Бакон Веруламский не достоин
разве напоминовения, что мог токмо сказать, как
можно размножать науки?
Вообще, чем
можно возмущаться в «Своих людях?» Не людьми и не частными их поступками, а
разве тем печальным бессмыслием, которое тяготеет над всем их бытом.
Разве опять про то же самое воровство рассказать, чтоб убедить Афанасия Ивановича, что
можно украсть, вором не бывши.
— Да
разве ты что-нибудь знаешь? Видишь, дражайший, — встрепенулся и удивился генерал, останавливаясь на месте как вкопанный, — я, может быть, тебе напрасно и неприлично проговорился, но ведь это потому, что ты… что ты…
можно сказать, такой человек. Может быть, ты знаешь что-нибудь особенное?
— Нет? Нет!! — вскричал Рогожин, приходя чуть не в исступление от радости, — так нет же?! А мне сказали они… Ах! Ну!.. Настасья Филипповна! Они говорят, что вы помолвились с Ганькой! С ним-то? Да
разве это
можно? (Я им всем говорю!) Да я его всего за сто рублей куплю, дам ему тысячу, ну три, чтоб отступился, так он накануне свадьбы бежит, а невесту всю мне оставит. Ведь так, Ганька, подлец! Ведь уж взял бы три тысячи! Вот они, вот! С тем и ехал, чтобы с тебя подписку такую взять; сказал: куплю, — и куплю!
— Идемте же! — звала Аглая. — Князь, вы меня поведете.
Можно это, maman? Отказавшему мне жениху? Ведь вы уж от меня отказались навеки, князь? Да не так, не так подают руку даме,
разве вы не знаете, как надо взять под руку даму? Вот так, пойдемте, мы пойдем впереди всех; хотите вы идти впереди всех, tête-а-tête? [наедине (фр.).]
—
Разве так
можно! У него, — говорит, — хоть и шуба овечкина, так душа человечкина.
— Да
разве это
можно живого человека так увечить?! — орал он на весь кабак, размахивая руками. — Кержаки — так кержаки и есть… А закон и на них найдем!..
«Нет, брат, к тебе-то уж я не пойду! — думал Кишкин, припоминая свой последний неудачный поход. —
Разве толкнуться к Ермошке?.. Этому надо все рассказать, а Ермошка все переплеснет Кожину — опять нехорошо. Надо так сделать, чтобы и шито и крыто. Пожалуй, у Петра Васильича
можно было бы перехватить на первый раз, да уж больно завистлив пес: над чужим счастьем задавится… Еще уцепится как клещ, и не отвяжешься от него…»